Адвокатура в Римской республике.
В период Римской республики, адвокатура была в полном смысле слова свободной профессией. Только практика адвокатуры и обычай выработали некоторые правила, касающиеся различных сторон профессиональной адвокатской деятельности. Порядок приема в адвокатуру не был определен, но, по свидетельству Плиния младшего, с давних пор существовал обычай, по которому молодые люди, вступающие в адвокатуру, являлись в первый раз в форум в сопровождении и как бы под покровительством какого либо важного лица, например бывшего консула. Точно так же из некоторых данных видно, что еще во времена республики выработались на практике отрицательные условия для занятия адвокатурой, т. е. такие условия, которые препятствовали занятию адвокатской деятельностью определенному кругу лиц.
Эти условия, принятые впоследствии в свод законов Юстиниана, были установлены преторским эдиктом. Говоря о праве ходатайствовать (de postulando), претор различает три категории лиц. К первой он относит тех, которые не могли вести ни чужих, ни своих дел, а должны были брать себе адвоката. Таковыми являлись, во первых несовершеннолетние, т. е. не достигшие 17 лет и во вторых глухие, в виду того, что они не в состоянии слышать распоряжений суда. Если они не имели адвоката, то претор сам назначал им его. Вторая категория состояла из лиц, которые могли вести только свои дела именно: слепые на оба глаза, в виду того, что они не могли видеть знаков преторской власти и женщины, на том основании, что «они не должны в противность приличной их полу скромности вмешиваться в чужие дела и браться за мужские занятия».
Впрочем, вначале, несмотря на запрещение Нумы Помпилия, женщины, по-видимому, выступали в судах, а качестве адвокатов (адвокатес) за других лиц, так как приведенное распоряжение претора было вызвано назойливостью некоей Каии Афрании, бесстыднейшей, по словам Ульпиана, женщины, постоянно надоедавшей своими кляузами магистрату.
История сохранила сведения еще о двух женщинах, хотя не занимавшихся адвокатурой, но обладавших ораторским талантом, именно об Амезии, Сентии и Гортензии. Первая сказала блестящую речь в свою защиту, так что была почти единодушно оправдана во взведенном на нее обвинении, а вторая, дочь знаменитого оратора Гортензия, говорила перед триумвирами против налога, которым были по одному случаю обложены римские женщины, и, благодаря ее замечательной речи, налог был значительно уменьшен.
Наконец, третья категория лиц объединяла меж собой тех, которые могли выступать адвокатами не за всех тяжущихся, а только за некоторых, как-то: за своих родителей, детей, патронов, супругов, вольноотпущенных, родственников, свойственников и тех, над которыми они состояли опекунами или попечителями. Другими словами, они могли выступать адвокатами, только в случаях родственной защиты. К этим лицам принадлежали: лишенные гражданской чести, подвергшиеся уголовному наказанию, занимающиеся позорными ремеслами, например гладиаторы, и вообще все те, которые по закону, решению народного собрания, сенатскому постановлению и эдикту претора дозволено было ходатайствовать только за определенных лиц.
Как видно, перечисленные выше постановления преторского эдикта, собственно говоря, не относились специально к адвокатуре, но, определяя общие условия судебного ходатайства, тем самым затронули и вопрос об адвокатуре, а потому могут быть отнесены к правилам адвокатской профессии. В самом деле, если несовершеннолетние и глухие не могли выступать в судах, если женщинам и слепым не дозволялось ходатайствовать за других, если, наконец, лица третьей категории могли выступать только в защиту своих родных, то, само собой разумеется, что все перечисленные разряды лиц не имели доступа к адвокатской профессии.
Положительные условия для занятия адвокатурой, как-то образовательный ценз, практическая подготовка, нравственные качества и т. п., вовсе не были определены. Молодые люди, желавшие посвятить себя адвокатуре, слушали курсы риторики у преподавателей-ораторов, присутствовали при консультациях знаменитых правоведов, посещали заседания судов и т. д. Но ни порядок, ни срок, ни даже обязательность этих занятий не были установлены законом.
Зато одна сторона адвокатской деятельности и, притом, одна из самых существенных и важных, подверглась законодательной регламентации,- именно гонорар. В 204 г. до Р.Х. был издан закон Цинция. От него дошло до нас одно только заглавие: «Закон о дарах и приношениях». Из некоторых источников видно, что он был вызван корыстолюбием государственных и общественных деятелей, которые требовали щедрого вознаграждения за каждую оказываемую ими по долгу службы услугу. По крайней мере, Катон весьма ясно говорит: «чему был обязан свои происхождением Цинциев закон, как не тому, что простой народ начал становиться как бы данником сената?». Точно также Цицерон проводит едкий ответ Цинция, который на вопрос сенатора Цента: «что это ты предлагаешь, Цинций?» ответил: «чтобы ты покупал то, что хочет иметь». С другой стороны, Тацит свидетельствует, что закон Цинция направлен был преимущественно против жадности ораторов (адвокатов).
Трудно решить с достоверностью, в чем именно заключались постановления Цинциева закона. Некоторые думают, что он запрещал лицам, занимавшим публичные должности или действовавшим в публичном интересе, принимать за это подарки в качестве гонорара. Другие, наоборот, держатся того мнения, что этим законом предписывалось «рассматривать все полученное или обещанное за такого рода действия, как подарки, т. е. необязательные и добровольные приношения. Как бы там ни было, существенно только одно: что закон Цинция содержал в себе постановление относительно адвокатов, которое, по свидетельству Тацита, имело следующий вид: „ne quis ob causam orandam pecuniam donumve accipiat“, т. е. чтобы никто не брал денег или подарков за предстоящее к защите дело». Большинство писателей полагает, что этими словами было, безусловно, запрещено адвокатам брать какое бы то ни было вознаграждение.
Но всё же кажется правильнее другой взгляд, который высказал, между прочим, Варга. «Этот, часто ошибочно понимаемый закон» говорит Варга: «запрещал адвокату принимать или выговаривать себе вознаграждение ob causam orandam, т. е. за процесс, который еще только предстояло вести. До разбора дела он не мог обусловливать себе определенного вознаграждения, но после окончания процесса ему было дозволено принимать предложенный гонорар». Действительно можно привести много факторов в подтверждение этого мнения. Единственный писатель, точнее других определяющий содержание закона Цинция, - Тацит, как мы видели, выражается буквально следующим образом: «законом Цинция, адвокатам запрещалось принимать деньги или подарки за предстоящее к защите дело».
В этом же смысле, вероятно, понимал закон Цинция и Цицерон, когда он писал Аттику: «Папирий подарил мне те книги, которые оставлены Клавдием. Так как твой друг Цинций говорит, что по закону Цинция я могу принять их, то я ответил, что охотно приму, если он принесет». Можно сослаться также на позднейшее подтверждение Цинциева закона, о котором говорит Алиний младший. В одном из своих писем он упоминает, что по поводу процесса адвоката Номината, трибун Нигрон сказал речь, в которой, жалуясь на продажность и вероломство адвокатов и вспоминая строгие законы старого времени на этот счет, выразил желание, чтобы император обратил внимание на развращенность адвокатуры. Голос трибуна был услышан, и через несколько дней император предписал сенату принять нужные меры.
Результатом этого было сенатское постановление, в котором, предписывалось всем, имеющим дела, приносить присягу в том, что они за ведение дела «никому ничего не дали, не обещали, не гарантировали». «В таких выражениях», говорит Плиний «запрещалось продавать и покупать судебную защиту. Но по окончании дела позволялось давать деньги в размере не свыше десяти тысяч сестерциев». Судя по этому отрывку, с большой вероятностью можно заключить, что сенат просто возобновил закон Цинция, прибавив к нему таксу. Все приведенные факты вполне согласны с мнением о том, что закон Цинция, запрещая адвокатам брать и выговаривать себе гонорар до начала процесса, дозволял получать его по окончании в виде подарка. И если в некоторых источниках говорится о безвозмездности адвокатуры то это объясняется просто тем, что добровольные, не обусловленные заранее и не подлежащие требованию посредством суда подарки не считались за возмездное требование возникшее на основании обязательства об уплате гонорара.
Помимо того, сам факт абсолютного запрещения гонорара, если бы он и существовал, представлялся бы решительно нецелесообразным, кто кроме стремящихся к известности патрициев (вспомним великого Цезаря, в молодые его годы) стал бы тогда заниматься адвокатурой. Интересен и закономерен вопрос о том почему адвокаты были лишены возможности пожинать какие-либо материальные плоды от своих трудов в то время, как все другие свободные профессии оплачивались и оплачивались щедро? Адвокатура, в сущности, никогда не была безвозмездной в Риме. Во времена патроната клиента оплачивали патронам за судебную защиту — различными услугами. Позже адвокаты стали получать после процессов подарки, которые хотя и не могли быть требуемы по суду, но в силу установившегося обычая подносились аккуратно ибо вопросы чести для древних римлян существовали не формально. Тем не менее, желая обеспечить себе гонорар, адвокаты начали требовать подарков до разбирательства дела. Против этого то и был направлен Цинциев закон.
Помимо отрицательных условий для допущения к адвокатуре и вопроса о гонораре, законодательство республиканского периода коснулось еще одной стороны адвокатской деятельности, именно продолжительности судебных прений. Вначале она зависела от усмотрения суда. Но в самом конце республики Помпей, по словам Тацита, «наложил узду на красноречие». Время измерялось подобно тому, как и в Греции, водяными часами, называвшимися также клепсидрой. Впрочем, ограничение прений определенным временем существовало недолго.
С падением республики закон Помпея был отменен, и определение продолжительности речи снова предоставлено суду. По крайней мере, Плиний младший, который не раз исполнял обязанности судьи, пишет, что он дает каждому «столько воды, сколько тот просит». «Хотя», продолжает он: «часто говорят излишнее, но лучше, чтобы и это было сказано, чем чтобы не было высказано необходимое. Притом же, пока не выслушаешь, нельзя сказать, что излишне и что нет». В Дигестах приведен закон, прямо предписывающий терпеливо выслушивать адвокатов.